Она была не уверена (и сказала мне об этом наедине), что баллотироваться в Сенат – хорошая идея для Барака. Поэтому я пошла на завтрак, уверенная в ее поддержке.

Но я ошибалась.

Эта сенатская гонка открывала перед ним огромные возможности, пояснил Барак в тот день. Он чувствовал, что у него есть реальный шанс. Действующий сенатор, Питер Фицджеральд, консервативный республиканец во все более демократическом штате, терял поддержку собственной партии. Стало очевидно, что на праймериз будет баллотироваться несколько кандидатов, а это означает, Бараку нужно только набрать большинство голосов на уровне демократической партии. Он заверил меня, что не станет расходовать деньги из нашего личного бюджета. Когда я спросила, как мы сможем себе позволить содержать две квартиры – в Вашингтоне и Чикаго, – он сказал: «Ну, я напишу другую книгу, она станет бестселлером и принесет кучу денег».

Я рассмеялась.

Барак – единственный из моих знакомых, кто думал, будто его книга может решить любые проблемы. Я в шутку называла его мальчиком из «Джека и бобового стебля», который отдает все семейные сбережения за горсть волшебных бобов и всем сердцем верит, что они сработают, когда никто другой в это не верит.

С другой стороны, логика Барака была пугающе неопровержимой. Я наблюдала за лицом Валери, пока он говорил, и понимала, что он набирает все больше и больше очков в ее глазах. У Барака был заготовлен ответ на каждое наше «а что, если…?». Я знала, его слова имеют смысл, хотя боролась с желанием подсчитать все дополнительные часы, которые он проведет вдали от нас. Не говоря уже о том, что в нашем будущем теперь замаячил призрак переезда в Вашингтон. Несмотря на то что мы годами спорили о том, как плохо влияет его политическая карьера на нашу семью, я все еще любила Барака и доверяла ему.

У него уже было две семьи. Он разрывался между нами с девочками и 200 000 избирателей из Саутсайда. Неужели делить его со всем штатом Иллинойс будет хуже? Я не знала. В любом случае я не могла преградить ему путь к чему-то большему.

В тот день мы заключили сделку. Валери согласилась спонсировать предвыборную кампанию Барака. Несколько наших друзей тоже решили пожертвовать на это свое время и деньги. Я же дала добро во всеуслышание с одной важной оговоркой: если Барак проиграет, он навсегда уйдет из политики и найдет другую работу. В тот момент, как день выборов закончится неудачей, всему придет конец.

Самый настоящий конец.

Однако дальше произошла серия удачных для Барака событий. Во-первых, Питер Фицджеральд решил не баллотироваться на переизбрание, расчистив поле для таких относительных новичков, как мой муж. Затем, как ни странно, и лидер демократов, и будущий кандидат от республиканцев оказались втянуты в скандалы, связанные с их бывшими женами. До выборов оставалось всего несколько месяцев, а у Барака уже не было ни одного соперника-республиканца.

К тому же он провел отличную кампанию, многому научившись на своей неудаче на выборах в Конгресс. Он победил семь основных противников и заработал больше половины голосов. В поездках по штату, общаясь с потенциальными избирателями, Барак оставался тем же человеком, которого я знала дома: веселым и обаятельным, умным и подготовленным.

Его чрезвычайно многословные ответы на городских форумах и дебатах, казалось, только подчеркивали, что Барак практически создан для Сената. И тем не менее в дополнение ко всем его усилиям путь Барака к Сенату был выстлан четырехлистным клевером.

Все это произошло еще до того, как Джон Керри пригласил его в Бостон выступить с основным докладом на национальном съезде Демократической партии 2004 года. Керри, сенатор от Массачусетса, в тот момент был втянут в борьбу за пост президента с Джорджем Бушем-младшим.

Среди всего этого мой муж был практически никем, скромным законодателем штата, он никогда раньше не выступал перед пятнадцатитысячной толпой, которая соберется в Бостоне. Он никогда не пользовался телесуфлером, никогда не произносил речь в прямом эфире в прайм-тайм. Чернокожий новичок в бизнесе, который исторически считался исключительно белым. Он появился из ниоткуда со своим странным именем и странным прошлым и теперь надеялся найти общий язык со среднестатистическим демократом. Как позже заметят политические обозреватели, выбор Барака Обамы для выступления перед миллионной аудиторией был чистой авантюрой.

И все же в своеобразной и окольной манере в тот момент свершилось его предназначение. Я знала это, наблюдала, как мозг Барака работал без остановки. На протяжении многих лет я следила, как он впитывал книги, новости и идеи, пробуждаясь к жизни каждый раз, когда говорил с кем-то, предлагавшим крупицу нового опыта или знаний. Барак все это хранил. Как я теперь понимаю, он отчетливо представлял то, что строил. Я должна была отыскать этому место в нашей совместной жизни, должна была научиться сосуществовать с этим, пусть и неохотно. Иногда оно бесконечно меня раздражало, но я не могла закрывать на него глаза. Барак работал над задуманным тихо и тщательно, без перерыва с тех пор, как мы познакомились. И теперь, возможно, размер аудитории наконец-то соответствовал его масштабам. Барак был готов к этому. Оставалось только произнести речь.

«Должно быть, неплохая была речь», – часто повторяла я позже. Это наша с Бараком шутка, которую я постоянно использовала после того вечера – 27 июля 2004 года.

Я оставила девочек дома с мамой и полетела с Бараком в Бостон на выступление, оставшись за кулисами в конференц-центре, когда Барак вышел под жаркий свет рампы на глазах у миллионов людей. Он немного нервничал, и я тоже, хотя мы оба решили не показывать этого. Таков Барак. Чем больше на него давили, тем спокойнее он становился. Он писал речь в течение нескольких недель, работал над ней между голосованиями в Сенате Иллинойса. Он запомнил все слова и тщательно их зазубрил, до такой степени, что нуждался бы в телесуфлере только в случае, если бы сдали нервы и голова вмиг опустела. Но этого не случилось. Барак посмотрел на зрителей и в телекамеры и, будто запустив какой-то внутренний двигатель, просто улыбнулся и начал говорить.

В тот вечер он говорил семнадцать минут. Барак рассказал, кто он такой и откуда родом: о своем дедушке, который служил солдатом в армии Паттона, о бабушке, трудившейся на фабрике во время войны, об отце, который ребенком пас коз в Кении, о невероятной любви его родителей и их вере в то, как много хорошее образование может дать ребенку, выросшему без богатства и связей. Искренне и умело он представлял себя не аутсайдером, а скорее буквальным воплощением истории Америки. Он напомнил собравшимся, что страну нельзя просто поделить на красное и синее[115], что нас всех объединяет человечность и забота об обществе. Он призывал к надежде вместо цинизма. Он говорил с надеждой, излучал надежду, воспевал ее.

Это были семнадцать минут ловкого и легкого обращения Барака со словами, семнадцать минут его глубокого, ослепительного оптимизма. Когда он заканчивал, коротко представив Джона Керри и его напарника Джона Эдвардса, толпа уже была на ногах и ревела, взрываясь аплодисментами. Я вышла на сцену, ступив в ослепительный свет на высоких каблуках и в белом костюме, чтобы обнять и поздравить Барака, а затем развернуться и помахать вместе с ним рукой взбудораженной аудитории.